Нурайна, за миг удара лисицей юркнувшая под стол, проворно вынырнула с другой стороны – и в ее левое плечо врезалась тяжелая ваза из толстого синего стекла. Удар был сильным, но женщина даже не обратила на него внимания, потому что обезумевший брат, не выпуская из рук палицы, перемахнул через стол. Пришлось вновь рывком уйти на другую сторону.
Будь на Нурайне мужская одежда, ловкая и тренированная женщина могла бы играть в эту игру хоть до вечера. Но сейчас бархатный подол путался в ногах, сковывал движения. Вывернувшись из-под стола, она сорвала со стены алебарду и обернулась навстречу смерти, окованной стальными кольцами. Повернув алебарду, древком встретила летящий в лицо удар, отвела его в сторону. Джангилар покачнулся, устоял на ногах, вновь вскинул палицу…
Внезапно король остановил замах, замер, лишь подергивался угол рта. Затем Джангилар медленно перевел взгляд с бледного лица сестры на палицу в своей руке.
– Я… что это… Нурайна, как же это я… Женщина содрогнулась, услышав этот напряженный, с придыханием голос. Она отшвырнула алебарду, обняла брата, притянула его голову к своей груди, как делала, когда он был малышом.
– Все в порядке, мой дорогой… успокойся, сядь на скамью.
Глухо стукнула о вытоптанный ковер оброненная палица Джангилар высвободился из объятий сестры, запрокинул голову, прижал ладони к вискам:
– Это безумие, правда? Нурайна, скажи: я схожу с ума?
Сестра короля до боли стиснула зубы и молча поклялась что силуранский колдун поплатится за свои жестокие шутки прежде, чем она вернется на родину. А потом самым мягким, самым проникновенным голосом, на какой только была способна, сказала:
– Что ты говоришь, дорогой! Конечно, нет! Это все усталость, волнение! Тебя гнетут такие заботы… такая ответственность… судьбы двух государств…
Все заботы Джангилара сводились к тому, чтобы перепить силуранского государя на вчерашнем пиру. Однако Нурайна вложила в свои слова столько глубокого чувства, что убедила не только брата, но даже себя.
– Я… я и впрямь устал… – Король провел рукой по лбу. – Вот… то ли чудится мне, то ли правда где-то далеко воют на много голосов, а что воют – не разобрать…
Нурайна встрепенулась, начала поспешно поправлять помятую в драке одежду брата.
– Это не вой, а песнопения! Сюда идут жрецы! Хорошо, что издали слышно… да стой спокойно, у тебя воротник завернулся!
– Петь-то им зачем? – Джангилар быстро приходил в себя. – Безликие своих жрецов и без скулежа слышат! Кстати, о дурацком шуме: охрана за дверью, надо полагать, слышала нашу… э-э… возню. Конечно, никто не посмеет спросить… но все же… может, тебе проболтаться, что мы тут от скуки немного позанимались карраджу?
– Какие занятия, какая скука?! Мой господин забыл, что он здесь должен был устремляться мыслями к возвышенному… ох, рукав в пыли, ну-ка я его сейчас… Теперь моего короля вместе с государем Силурана поведут на ритуальное омовение…
– Помню, все помню! И про омовение, и когда что говорить… Ну, накрутили эти силуранцы! У нас все проще…
Пение становилось все громче, приближаясь к дубовым высоким дверям…
Предсказатели погоды не солгали – день и впрямь выдался не по-осеннему ясным. Крыша Храма Всех Богов, как раскрытая ладонь, ловила солнечные лучи; отделанные металлом фигурные карнизы бросали зайчики в возбужденно гудящую толпу.
– Какая красота! – восхищенно ахала Нурайна. – Я видела в Нарра-до храм Единого-и-Объединяющего… тоже впечатляет… но здесь, здесь!..
Собеседники Нурайны, двое силуранских вельмож, обменялись кислыми взглядами. Их раздражало щебетание этой бесцеремонной особы, неожиданно втиснувшейся между ними и хозяйски положившей ладони им на локти.
Коренастый Волк в бархатном черно-зеленом плаще отвечал взбалмошной грайанке учтиво, но немногословно, надеясь, что та почувствует себя лишней и удалится. Но женщина оказалась либо сказочно глупой, либо немыслимо избалованной, не привыкшей считаться с мнением окружающих (что вполне объяснимо: любимая сестра короля!).
Второй силуранец – русобородый красавец с вышитым на камзоле альбатросом – был не столько раздражен, сколько озадачен. Он знал о Нурайне больше, чем его приятель. Принц Нуренаджи называл эту женщину самой опасной в свите Джангилара. А она ведет бестолковую, пустую беседу и никак не желает отвязаться от своих жертв. Почему она появилась именно здесь и сейчас? Почему вцепилась именно в них? Неужели проникла в замыслы Стаи?..
– В том наррабанском храме стоит статуя Гарх-то-Горха, – продолжала чирикать женщина. – Большущая! И скрыта занавесом, чтобы ни один взгляд ее не осквернил! Воздвигать статуи – и прятать их… глупо, да?
– Очень глупо, – кивнул Волк. Что-то в его голосе заставляло думать, что он имеет в виду не наррабанцев с их статуями. – Скоро покажется процессия. Может, госпоже будет лучше видно, если она поднимется вон туда, к мраморному единорогу?
– А еще наррабанские жрецы разводят и дрессируют крыс! – жизнерадостно сообщила Нурайна, проигнорировав совет. – Это у них считается – священное животное Единого! Гадость, правда?
– Га-адость! – из глубины души выдохнул Волк, глядя мимо грайанки.
– А ваш знаменитый священный бассейн… я же его еще не видела! Правда ли, что по уровню воды в нем жрецы предсказывают будущее?
– Верно, госпожа моя, – вмешался Альбатрос, почувствовав, что его приятель сейчас сорвется. – Бассейн не виден из-за левого крыла храма. А жаль, зрелище и впрямь удивительное. Правда, там толпа, но я могу кликнуть слуг, они расчистят для госпожи дорогу к бассейну…